По зимнему холодному лесу, глубоко проваливаясь в снег, с корзиной 
наперевес шла девочка.
Злая девочка.
Очень злая девочка.
А кто бы не был зол, пошли его мачеха в лес. На ночь глядя! В минус двадцать! За подснежниками!
— Подснежники, сссука! Они, сука, под снегом растут! – бормотала девочка, пиная шишку. – Если поискать, обязательно найдешь! Сама, бля, поищи! Под снегом, сссука!
На полянке, залитой заходящим солнцем, зайчики и белочки прыгали, играя в салочки.
— Весело им, бббелкам! – говорила девочка, сгребая снег в огромный ком.- В салочки-клопялочки играют… Зима, сука! А им попрыгушки-кукушки…
Она медленно, кряхтя, подняла ком над головой и с размаху запустила в стайку резвящейся пушнины.
— Шубу себе пошью! – хмуро заключила девочка, оглядывая кучу неподвижных зверушек — результат снежной бомбардировки.
Девочка поставила корзинку на землю, вытащила оттуда саперскую лопатку и принялась усиленно копать, приговаривая:
— Подснежники-хежники, бляха-муха… Иди, говорит, поищи. Корзину золота, говорит, дадут. Да сдохли они уже все! Подснежники эти, гребанные! Замерзли! Звездец, как холодно!
Девочка копала. Во все стороны летел разгребаемый снег, потом прошлогодняя трава, потом мерзлая земля. Ее голос становился все глуше и глуше, а вскоре стал раздаваться откуда-то снизу.
— Какие на хер подснежники?! Еще бы подсолнухи заставили искать! Нет тут никаких… Опачки!..
Страшный рев огласил лес.
— Ипать твою белку! Ты еще кто такой? Чего разлегся? Спал что ли? Че ревешь, косолапый? Заглохни!
Глухой звук удара саперской лопаточки о чей-то череп – и грозный рев превратился в жалобное поскуливание.
— Подснежники есть?
— Ы-ы-ы…
— А если найду?
— Э-э-э…
— А если под снегом?
— У-у-у…
— Ладно, давай свой мед, живи пока. Пойду дальше подснежники, сука, искать.
Девочка выбралась из вырытой ямы. Бодро подхватила корзинку, закинула на плечо лопатку и пошагала сквозь сугробы. Где-то впереди среди деревьев замаячил огонь костерка.
На поляне вокруг весело потрескивающих поленьев сидели двенадцать мужчин разного возраста, разной степени бородатости и свежести.
— И кто такие, бляха, будете? – спросила девочка, выходя на поляну.
Мужики уставились на девочку, не понимая, что она тут делает.
— Мы – двенадцать м… — начал самый старый и самый заросший.
— …Маньяков! – закончила девочка. – Понятненько. Сидим, значит, тут. Жертву, сука, поджидаем. Она подошла к костру и пинком отправляла в дальний полет котелок.
— Заче-е-ем? – крикнул вдогонку расплескавшейся воде самый младший – еще совсем мальчик.
— Я ей ща!.. – второй, парень постарше, в смешной кепочке с цветочками, вскочил и кинулся было к девочке, но его удержали двое взрослых.
— Кипяточек, значит, уже поставили. Людоеды? Да? Бомжи-маньяки-людоеды, бляха-муха!
— Да, нет же! Нет! Мы – двенадцать месяцев! – высокий старик в белой шубе потряс серебристым посохом.
— Месяцев-хуесицев.
— Пустите меня, я ее!.. – снова вскочил паренек в кепочке с цветочками. – Чего эта гортензия тут разблагоухалась, дайте… — Мужчина с роскошными усами зажал ему рот и снова оттащил от девочки.
— Какие к мухоморам месяцы?!. Вот ты, например, старый, кто?
— Я? – старик погладил окладистую бороду. – Январь!
— Ты, нварь, у меня не нарывайся! Главарь банды, значит? Ану, давай сюда свою дубинку.
— Это не дубинка, это волшебный посох! – старик испуганно прижал серебристую палку к груди. – Он времена года меняет. У кого посох, тот и…
— …Рулит! — закончила девочка, выдирая из рук дедушки посох. — Поняла я это сразу. Так вот, рулю здесь теперь я!
— Слышь ты, герань подзаборная! – паренек в кепочке снова вырвался. – Ромашка обгаданная! Что ты тут свою вербену раскрыла?! Ходишь тут, прорастаешь, праздник людям портишь! Недополивали тебя, что ли? Что ты, лиана дикорастущая, на всех накидываешься?
— А он мне нравится, — заметила девочка, — цветисто так изъясняется. Кто это?
— Это наш брат Апрель, — вздохнул Январь. – Теплый весенний месяц.
— Несдержанный и эмоциональный. Подростковый понимаешь период, — пожал плечами высокий юноша.
Апрель тут же обернулся к нему:
— Слышь ты, Май, помалкивай, а то устрою тебе грозу в начале…
— Отдай посох, девочка, — попросил самый младший.
— Не отдам!
Младший горько заплакал, размазывая сопли по щекам.
— Тихо, Март! – прикрикнул на него Апрель. – Не разводи слякоть! Сейчас разберемся с этой амброзией аллергенной!
— Так вы и вправду двенадцать месяцев? – недоверчиво сощурилась девочка.
— Вправду, — солидно кивнул Январь.
— И подснежники, небось, у вас есть?
— У него, — усатый дядька в кафтане указал пальцем на Апреля.
— А если и есть, то что? – окрысился тот.
— Ну, если вам посох-хуёсох ваш нужен, то наколдуйте мне подснежников!
Братья сразу же бросились к Апрелю:
— Ну чего ты морозишься? Апрелюшка, да что тебе стоит? Туда-сюда, и готовы цветочки. Ты же можешь!
— Не буду я этой традесканции ничего делать! Пусть усыхает ко всем гербариям со своими нарцисскими замашками!
— Нельзя этот посох долго в человеческих руках держать, ты же знаешь, Апрель, а то ледниковый период начнется. Выручай!
В общем, уговорили кое-как Апреля, и согласился он с девочкой в лес идти – подснежники выращивать.
Девочка отдала посох, взяла Апреля под ручку. Идут такие, а перед ними снег тает, и дорожка из зеленой травы образуется. Костер и оставшиеся одиннадцать месяцев остались где-то далеко позади.
— И не холодно тебе в минус двадцать было по лесу-то шастать? – спросил Апрель, чтобы поддержать разговор.
— Холодно. А что, сука, делать?
— Ну да, мачеха злая послала… — понимающе кивнул он.
— Да нет у меня никакой мачехи. Померла давно.
— Да? Отчего?
— От нервов. Нервничала, нервничала, а потом хлоп — и… кровью истекла…
— Так… а подснежники?
— Не нужны мне никакие подснежники, — как-то недобро улыбнулась девочка, вытаскивая из корзинки топор. — Не за тем я сюда шла. Ой, не за тем…Апреля с тех пор никто не видел. Так что не удивляйтесь, когда у нас зима-зима, а потом бац – и сразу лето.
Двенадцать, ска, месяцев…
